Кто и зачем убил председателя губернской земской управы Батуева, как развлекалась молодежь в Вятке и почему город не постигли «холерные бунты»? В воспоминаниях Ии Константиновны Франчески (в девичестве Громозовой) — жизнь Вятки конца XIX века.
(По материалам блога Fra Евгений (tornado-84.livejournal.com))
«Либерал» и земцы
«Председателем губернской земской управы был избран Авксентий Петрович Батуев, человек с высшим образованием — «либерал», как тогда называли людей, стремящихся к новизне. При нем вятское земство считалось одним из передовых в России… На земские налоги развертывалась сеть земских школ с более широкой программой, чем церковно-приходские. Открывались больницы и фельдшерские пункты, были открыты акушерские курсы, земские реальные училища…
Отец, как член губернской управы, заведовал так называемыми богоугодными заведениями: губернской больницей, сиротским домом, ездил по уездам, контролируя постановку работы земских учреждений. Он редко бывал дома. Зато около нашей семьи образовался круг земских знакомых: врачей, служащих больницы и других земцев. Мать была еще молода, любила повеселиться, старшая сестра тоже, и у нас в доме вечно были гости. Это не были званые вечера, приходили на огонек, как тогда говорили. Угощение было только чай, булка и варенье. Мать была мастерица варить варенье, а ягоды были очень дешевы — 8-10 коп. за килограмм. Вообще цены тогда были очень низки: масло — 70-80 коп. за кило, мясо — 30-35 коп., яйца — 6-8 коп. десяток и молоко — 10-15 коп. четверть».
Надежный человек
«Мать не выносила пьянства и пьяных, и вино у нас в доме было только в такие дни, как день рождения отца… Отец не пил, но иногда с друзьями или в клубе выпивал. Раз в рождество он пришел домой после визитов, что называется «навеселе», он подозвал нас и что-то начал шутить. Его необычный тон, развязность в манерах испугали нас, мы отшатнулись от него, а мать еще добавила: «Хорош, ведь у тебя растут дочери, как будут они уважать тебя!» Отец сразу ушел и лег. С тех пор за всю свою жизнь я не видела его в нетрезвом состоянии. У него был сильный характер: он много курил и при этом хорошие сорта папирос, и это очень чувствительно отражалось на бюджете семьи. Отец решил бросить курить, когда ему было 50 лет. Целый месяц он мучился, чтобы заглушить потребность курить, он даже ночью сосал леденцы и все-таки отвык. Зато он пристрастился к меду.
Он мог за раз выпивать 6-7 стаканов самого горячего чая. Как-то раз я спросила его: «Неужели Вы не обжигаетесь?» «Зато все бациллы уничтожаются у меня во рту и в желудке», — смеясь, ответил он. Во всяком случае он никогда не болел и дожил до 89 лет, сохранив полные умственные способности.
Точно не помню, но кажется, в 93-95 гг. лето стояло жаркое, наступила засуха, и хлеб выгорел на корню. Даже семян на посев нельзя было собрать. Надо было принимать экстренные меры. Земство ассигновало на закупку хлеба очень большие суммы — несколько сот тысяч рублей. Надо было послать надежного, честного человека, так как при закупках могли быть и злоупотребления — дело приходилось иметь с частными продавцами — помещиками. Управа решила послать отца. Он уехал в середине лета, очевидно, закупал на Кубани и в черноземных губерниях, так как он нам рассказывал о Ростове-на-Дону. Закупил он хлеб удачно, вовремя доставил, так что даже получил благодарность от управы, но сам вернулся «гол как сокол», как говорится в пословице. Дело в том, что командировочные деньги были невелики, а при покупках обязательно устраивались «вспрыски», угощения. Отец всегда платил свою долю, конечно, это стоило дорого. Нам потом основательно и долго пришлось сокращать бюджет. Мы жили очень скромно — мать и сестра одевались просто, о нас и говорить нечего, я всегда носила после Люды ее платья, ей шили новые, но у нас в семье никто не обращал особого внимания на то, кто как одет. Питались мы не очень важно. Черный хлеб играл большую роль у нас, детей. Отрежешь, бывало, краюшку хлеба, густо посолишь и залезешь в укромный уголок с книгой, читаешь и ешь.
Помню, с Поволжья нам в Вятку занесли холеру. Люди умирали, а мы, дети, ели «горькую редьку» (сурепку) и особенно свиную редьку «просвирки» из породы мальвовых. Растет она у заборов и по окраинам дороги, на кучах мусора — и хоть бы один из нас заболел расстройством желудка! О гигиене, конечно, мы абсолютно не думали… Благодаря хорошо поставленной медицинской помощи никаких «холерных бунтов» у нас не было, и болезнь скоро была ликвидирована».
Убийство Батуева
«…Однажды я проснулась утром от хлопанья дверей, тревожных голосов. Скорее одевшись, я побежала узнать, что случилось. «Батуев убит», — сказала мне сестра. Печальное лицо матери без слов подтвердило это. Оказалось, что он был убит душевнобольным Шабалиным. Он, как не опасный, свободно ходил по городу. Кто-то дал ему оружие, и он, явившись на квартиру Батуева, заявил, что ему нужно видеть его по делу. Батуев был доступен каждому, и его провели в кабинет, где он выстрелил и убил Батуева. Бессмысленность этого убийства была так очевидна, что скоро по городу поползли слухи, что помешанным воспользовались, сводя счеты с Батуевым.
На похоронах Батуева была масса народа, все хорошо относились к нему. Особенно тяжело было отцу, он очень уважал Батуева, с ним было легко работать. После смерти Батуева председателем управы, если не ошибаюсь, был избран помещик Садовень — человек «ни рыба, ни мясо».
…После смерти Батуева отец еще прослужил трехлетие членом управы, но потом не был избран. Он поступил помощником заведующего Кустарным складом на 60 рублей жалования и работал там до выхода на пенсию».
Карты, театр и спиритизм
«…Культурная жизнь Вятки 90-х годов представлена была в виде деревянного театра, клуба «Общественного собрания» и двух библиотек. Театр, украшенный коньками и полотенцами и прочей резьбой в славянском стиле, был рассчитан более чем на 300 человек. Были тут и ложи, и партер, и амфитеатр, и балкон с галеркой. Антрепренеры, абонирующие театр, приезжали с готовой труппой, то с драматической, то с оперной или опереточной. Были и хорошие актеры, например, Кожевников… Членами клуба Общественного собрания могли быть только лица благородного происхождения. В клубе была только карточная игра и буфет, иногда давались семейные вечера членов клуба.
Библиотек в городе было две: Публичная библиотека с несколькими тысячами книг, расположенная в двух комнатах. Научной литературы почти не было, зато беллетристики было много, был и детский отдел. Вторая библиотека-магазин была частная — Залесской. Здесь были почти одни переводные романы, в большинстве французские. В магазине помню только так называемую лубочную литературу: «Магометанка, умирающая на гробе своего мужа», «Как солдат спас Петра Первого от разбойников» и тому подобная литература за 2 копейки книжка. Вот и вся общественная жизнь Вятки.
В городе были семейные дома, где по вечерам собирались: мужчины — поиграть в карты, женщины — посплетничать, а молодежь — потанцевать. Наш дом был одним из таких оазисов, но в карты у нас не играли — отец вечером уходил в клуб, взрослых знакомых у матери почти не было, сплетен она не любила. Сама еще молодая, она очень радушно принимала молодежь, которая у нас бывала. Это были воспитанники старших классов гимназии и реального училища, жившие в земском сиротском доме. Здесь на полном содержании земства жили сироты из крестьянских семей и земской интеллигенции. По окончании учебных заведений земство давало им стипендии, и они поступали в высшие учебные заведения, т.е. в университет, сельскохозяйственный институт, ветеринарные и медицинские институты. Вот эта-то молодежь и бывала у нас постоянно. Отец нанимал большие квартиры, чаще всего особняки, так как семья была немаленькая, да и мебель была громоздкая — один рояль занимал много места. Зал и столовая были самыми большими комнатами в доме.
Собираясь вечерами, пели, слушали музыку, а иногда даже просто играли… Особенно веселыми были рождественские вечера: гадали, пели, образуя круг, «Царевич-королевич», играли в колечко или в кошки-мышки. Один год увлекались театром. У Симы, старшей сестры и Люды оказались таланты. Особенно хорошо играла Люда. Тогда ей было 14 лет.
…Прошла пора театров, на следующий год началось увлечение спиритизмом… Вообще, увлечение спиритизмом было в ту пору в обществе повсеместно. Недаром Лев Толстой высмеял это в «Плодах просвещения»… Третье увлечение нашего кружка был — гипноз, не помню, кто был медиумом, но знаю, что мать тут принимала горячее участие. Закончилось это увлечение трагически. Одну из подруг Симы загипнотизировали. Она была высокого роста и сидела на стуле, гипнотизер стоял перед ней, делая пассы. Вдруг она выпрямилась и сидела как деревянная, голова была на спинке стула, ноги не сгибались. Все в испуге кинулись к ней, гипнотизер старался разбудить, но все безрезультатно, пришлось вызывать врача. Только после долгих усилий ее привели в чувство. Она была очень слаба. Ее спросили, что она чувствовала: «Я точно была на краю пропасти и вот-вот упала бы в нее», — отвечала она. Мать так перепугалась, что строго запретила всякий гипноз».
Подготовила Мария Петухова
petuhova.mv@gmail.com
По материалам блога Fra Евгений (tornado-84.livejournal.com)