Текст Екатерины Горбушаной
В 1920-годы за должностные проступки вятчане получали выговоры с публикацией в печати, чтобы соседи знали. А вот за должностные преступления можно было получить высшую меру наказания – расстрел. Кто совершал преступления в советской Вятке? И как «исправляли»?
Моральная статистика
В 1920 году в Вятской губернии действовали девять народных судов. За год все они вместе взятые рассмотрели 26 737 дел и вынесли 10 820 оправдательных приговоров. Большинство осужденных тогда были приговорены к штрафу и принудительным работам без лишения свободы.
В 1924 году в Вятской губернии наблюдался рост преступности. Самыми частыми преступлениями были воровство и конокрадство.
В 1923 году в Вятке начал работу губернский дисциплинарный суд, который рассматривал различные должностные проступки. В первое такое судебное заседание, которое состоялось 27 декабря 1923 года, было заслушано пять дел. Заведующий Халтуринской почтово-телеграфной конторой Березин обвинялся в том, что халатно относится к секретной документации. Уржумский мельник Маркел Целищев неправильно записал в отчеты денежные поступления. Лесник Марианн Змигродский не сдал доход в кассу, а истратил его на нужды лесничества. За такие ошибки в работе суд постановил объявить всем этим обвиняемым выговор и опубликовать его в печати.
Попадали под суд и чиновники. 27 февраля 1924 года вятский губернский суд рассматривал дело заведующего материальной частью Вятского губернского отдела народного образования гражданина Скулкина. Чиновник заключал договоры на крупные сделки без торгов и публикации, выплачивал за работу подрядчикам, не осматривая работ, и тем самым давал возможность совершать преступления другим. Также он продал меховые вещи через частного посредника и деньги сдал спустя три месяца.
Суд приговорил Скулкина к лишению свободы на срок 8 лет со строгой изоляцией. Но чиновнику повезло, к нему была применена амнистия в честь создания СССР и срок наказания сокращен до 5 лет 4 месяцев.
Сами с усами
В борьбе с преступностью далеко не всегда можно было положиться на местные правоохранительные органы. Были случаи, когда сами милиционеры становились участниками преступлений. Историк А.С. Позднякова приводит такие факты. В 1917 году председатель вятского уголовного отделения Владимир Ларионов «…постоянно приставал с нахальными предложениями к арестованным женщинам, приводил с собой массу женщин, с которыми засиживался допоздна, а потом оставался с ними на ночь», «… находясь в нижнем белье в своём кабинете требовал доставить [к нему] арестованную Плотникову для допроса». Также он поощрял избиение арестованных, присваивал конфискованные у них деньги и ценные вещи. Ко всему прочему, он не вел абсолютно никакого делопроизводства: преступления не регистрировались, фамилии арестованных не записывались. А получил Ларионов за такие должностные преступления приговор «расстрел». Кстати, на должности председателя он был всего две недели.
Такую же жестокую меру наказания избрали для милиционера станции Лянгасово, Николая Спиридонова. Молодой правоохранитель регулярно был пьяным и «…устраивал дебоши на станции и в близлежащих деревнях». Без всякого зазрения совести он занимался вымогательством. Например, 28 мая 1918 года он задержал рабочего станции и, угрожая расстрелом, требовал у задержанного «…один пуд муки и четыре пуда картошек». Но этого милиционеру оказалось мало. В тот же день он задержал на станции двух австрийцев и изъял у них музыкальный инструмент – скрипку. Видимо, стремился к прекрасному. Проводя следствие по делу Спиридонова, коллеги выяснили, что он неоднократно проводил обыски в соседних деревнях и изымал у сельчан самогон и продовольствие.
От высшей меры наказания молодого милиционера спасло социальное положение. Он был из бедняков. Учтя это, суд заменил расстрел на десятилетние общественно-принудительные работы при Вятском исправительном рабочем доме. Но и тут повезло Спиридонову, 15 ноября 1919 г. он был амнистирован в связи с празднованием второй годовщины Октябрьской революции
Выпрямить нравственность
Одна молоденькая девушка купила краденное, другая на почве ревности убила соперницу, Рогачев – глава бандитской шайки, а Иванов переправлял из Латвии контрабандой сахарин. За свои нечистые дела все вышеперечисленные оказались в Вятском исправительном доме на Мопра, 1.
Слово «тюрьма» тогда не применялось, считалось устаревшим. В тюрьму сажали в царской России чтобы наказать, а советский исправдом «производит впечатление лечебницы, где выпрямляется нравственность, прививаются трудовые навыки, излечиваются антисоциальные уклоны»
И хотя внешне все было также как раньше – и замки, и решетки, и штык часового, — но внутри изменений было немало. В исправдоме работала больница, библиотека, свой театр, отдельная камера была отдана под учебный класс для ликвидации неграмотности среди заключенных. Во дворе работала лавка, где на свои «трудовые гроши» арестанты могли приобрести калачи и табак.
Самым необычным нововведением был собственный тюремный музей с весьма примечательными экспонатами. В нем были собраны отмычки, ключи, пипки, когти и ножи для срезания карманов. Самым ценным экспонатом, по мнению тогдашних тюремных сотрудников, была, так называемая, «сибирская удавка». Это аркан из ремня, который сибирские бандиты набрасывали своей жертве на шею сзади.
В музее экспонировались не только орудия преступления, но и предметы творчества заключенных: «Великолепные художественные безделушки, слепленные из жеванного хлеба, плетения из конского волоса, чудные картонажи… В музее хранятся лапти, сплетенные из волоса – величиною не больше горошины. Это мог сделать только заключенный. Эта вещь – шедевр терпеливости, упорства и кропотливости».
В заключении у многих появлялась тяга к творчеству. Вятский исправдом выпускал журнал «За тюремной решеткой». Он тогда считался одним из лучших в республике. Здесь публиковались статьи о быте «исправляющихся», их стихи и проза.
Вот, например, заключенный П. Махнев с оптимизмом написал:
«Ошибки прежние исправим
Вернувшись вновь на честный путь
Борцами мы за правду станем…»
Екатерина Горбушина